Глава 18
АЛЯСКИНСКИЙ МАЛАМУТ - ЕЗДОВАЯ СОБАКА С РАЗНОСТОРОННИМ / МНОГОГРАННЫМ НАСЛЕДИЕМ
Аляскинский маламут, чьей компанией мы наслаждаемся сегодня, обладает мириадом сложных свойств, среди которых имеется врожденное стремление тянуть. Как известно, тягловые собаки помогают человечеству вот уже тысячи лет. Кто из нас не видел картинки в школьных учебниках, на которых индейские собаки тянут нагруженные волокуши, помогая хозяевам перемещаться в поисках дичи? Как и индейские собаки, маламутоподобные псы были известны народам Крайнего Севера также многие тысячи лет. Что, конечно, подтверждается находками археологов - уже за 1800 лет до нашей эры эскимосы использовали ездовых собак, предков наших современных псов, для езды в нартах типа современных тобогганов.
Фритьоф Нансен, в своей двухтомной истории изучения Арктики (In Northern Mists - В туманах Севера), цитирует арабские хроники 14-го столетия купца Ибн Баттуты, торговавшего недалеко от местонахождения современной Казани в России. Этот человек отзывался о ездовых собаках с большим уважением, отмечая что "путешествия совершаются в маленьких кибитках, влекомых собаками. Так как в этой пустыне замерзшая поверхность не дает удержаться ни человеку, ни коню, но собаки имеют когти".
Изначально, ездовые собаки использовались в основном, как охотничьи животные. И в роли охотника северные собаки весьма эффективны благодаря врожденным инстинктам. Гонтрэ де Пончи (Gontran de Ponchins) описывал в повести «Kabloona» использование собак для обнаружения дыхательных отверстий сделанные во льду морскими котиками. Каждый эскимос вел двух тренированных собак на длинных поводках по покрытрму снегом льду. Собаки тщательно обнюхиваюли все вокруг, ища отверстие, которое котик проделывает во льду, глубоко под снегом. Когда собаки начинали возбужденно кружить на одном месте, их отводили к нартам, расположенным под ветром и на достаточном расстоянии. Охотник гарпуном подтверждал наличие отверстия. Затем люди и собаки затаивались в ожидании возвращения котика.
Существуе несколько ценных описаний примитивных охот, в которых рассказывается, что туземцы, отводя охотившуюся собаку обратно к нартам и упряжке, резко пинали ее в область сердца, чтобы вынудить "лежать смирно". Потеряв сознание, собака естественно будет лежать тихо. Предполагалось, что остальная упряжка, следуя примеру вожака, будет спокойно лежать тоже. Такая варварская практика сократила жизни многих хороших вожаков и охотничьих собак.
Северных собак использовали не только в упряжках, но и под вьюками в летний период. Вещи укладывались в два мешка, связанных вместе и расположенных по бокам собаки. Некоторые вьюки были огромными, практически волочащимися по земле. Со скоростью шага (быстрее настолько нагруженные животные идти не могли) собака могла нести груз "равный ее собственному весу в течение всего дня". Один из ранних золотоискателей говорил, что он нагружал своего пса до тех пор "пока его спина не начинала провисать, а колени подгибаться", так он узнавал, что собака достаточно нагружена. Сегодня отношение к животным гораздо более гуманное, и современные рекомендации к весу вьюков гласят, что собак следует нагружать не более чем третью их собственной живой массы. Таким образом, собака, весящая 41 кг должна нести вьюк не более 14 кг весом.
В общем, только те собаки кто показывал желание работать, жили и давали потомство. Те же, кто не демонстрировал рвения в упряжке, быстро уничтожались. И, конечно, продолжительность жизни северных собак можно было в лучшем случае назвать краткой, длящейся в среднем 4 года, после чего собак умерщвляли.
Во время зимней миграции в поисках дичи, эскимосские собаки преимущественно жили на мясе моржа и котика, добываемого туземными охотниками. Однако с тем же энтузиазмом они грызли все, что попадалось под руку, как быстро обнаружили первые полярные исследователи. Собаки не только пожирали мясо в любом виде (свежее или тухлое), но также уничтожали мусор, боенские отходы, упряжь, ботинки, каяки - практически все, что можно жевать, неважно мерзлое или нет.
В самом лучшем случае дневной рацион собак состоял из примерно двух - трех фунтов мяса. В хорошие времена собак кормили каждый вечер, когда же пищи становилось мало, им в половину урезали порции или кормили через день. В худшем случае, когда народу грозил голод, собаки становились источником пищи. В течение тяжелых зимних месяцев, самые старые собаки убивались быстрым ударом по голове, шкура снималась и тушку оставляли промерзнуть. Промерзшее мясо не имеет запаха и выжившие собаки, если таковые имелись, принимали участие, наряду с хозяевами-эскимосами, в поедании своего сотоварища.
В те далекие тяжелые времена полные лишений, обычной практикой было использовать шкуры собак для изготовления различных частей одежды. Также нормальным было утилитарное использование ненужных щенков, как источника пищи. Ободранные и замороженные, новорожденные щенки скармливались не только другим собакам, но и самой суке.
В течение зимних месяцев эскимосы, как могли, заботились о благополучии своих собак, кормя их настолько пунктуально, насколько позволяли условия. Собаки в лучшей кондиции позволяли охотится и путешествовать в значительно большем обьеме.
Летний период знаменовался радикально противоположным отношением к собакам. В это время года никаких усилий в отношенни кормления псов не делалось. Поэтому в областях с небольшой популяцией волков собаки охотились в стаях или по одиночке как дикие. Они рыскали вокруг поселений, поедая отходы, либо охотились на мелкую дичь, такую как птицы, лемминги и прочие грызуны. Они обследовали морское побережье, реки, ручьи в неустанном, вечном поиске пищи и не брезговали ничем – моллюски, креветки, рыба и даже трупы морских животных – все шло в дело.
Жесткие, безжалостные условия жизни людей не давали проявляться никакой сентиментальности. Если у погонщика была любимая собака, с которой он не хотел расставаться, даже по завершению ею рабочей карьеры, то такая собака обычно оставалась у владельца в виде украшения или части одежды. Соответственно обычным делом было для первых трапперов и исследователей Севера видеть эскимоса "носящего" свою любимую собаку в виде варежек (на них шла шкура с головы) или как часть парки.
Вот так и появился аляскинский маламут – собака, созданная для работы, настоящее тяжелоупряжное животное, рожденное для переноски или перевозки тяжелых грузов в тяжелейших условиях встречающихся только в северных широтах. Лучшие из породы, настоящие рабочие маламуты – это собаки, способные тащить тяжелейшие грузы на очень большие расстояния, потребляя при этом минимальное количество корма. Таками были условия выживания их суровых предков. Сегодня же мы видим, что наши суровые маламуты являются отличными помощниками в семье, помогающими тащить нарты или детские санки, тележки или тобогганы, нагруженные дровами, переносящими во вьюках вещи и инструменты в самых разных местах земного шара с той же готовностью, что и их предки на Севере.
Собаки высоко ценились суровыми золотодобытчиками Тихоокеанского северо-запада во времена золотой лихорадки в конце 1800-х гг. И отнюдь не редко стоимость хорошей собаки, вожака или коренника доходила до 1000 долларов и больше. Именно в этот период перевозка грузов собачьими упряжками развилась в крупном масштабе. Собачьи погонщики стали известны под названием близким к русскому "ломовики". Эти погонщики перевозили снаряжение для золотоискателей и шахтеров, а также строительные материалы, палатки, печи и плиты, пищу - все что представляло интерес для людей и околодобычетского бизнеса. Временами их нанимали для вывоза золотого песка и самородков с заимок.
Туземные собаки пользовались наибольшей популярностью благодаря своим способностям выдержать суровые холода, при этом тяжело работать на дальние дистанции с тяжелейшими грузами на минимальном количестве корма (что означало меньше затрат на содержание). Мы получили своих выносливых аляскинских маламутов от племени Маламуитов (позднее известных под именем малемутских эскимосов), что жили вдоль залива Котцебу и в устье Юкона.
"Эскимос" это современное звучание слова из индейского языка Алгонкинов, означавшего "поедатели сырого мяса". Впервые это название было использовано на бумаге первыми французскими трапперами-исследователями, которые произносили его как "эсквимау".
Самыми первыми из известных в тех местах нарт были тобогганы, сделанные из бересты, сшитой сухожилиями и укрепленной перекрещивающимися опорами. Передняя часть этих узких тобогганов загибалась кверху, напоминая по форме традиционные русские сани, что, по-видимому, пришло от первых исследователей территорий, сейчас известных как Аляска, пришедших из северовосточной Сибири.
С течением времени и под давлением необходимости форма нарт изменилась с примитивного тобоггана до саней с полозьями, обитыми железом, известных под названием "Юконские сани". Примерно похожие на нарты, использовавшиеся армией США во время Второй Мировой войны, Юконские нарты были около 2,13 м в длину и лишь 41-51 см в ширину с шириной колеи полозьев 51 см. Эти нарты были укреплены и подбиты железом и весили примерно 36 кг.
Первые упряжки обычно состояли из 4 и менее собак и были известны не как "упряжка, команда" а чаще как "собачий поезд, цепочка". Если более чем один "собачий поезд" был частью сопровождения, тогда группа называлась ранними английскими исследователями "собачьей бригадой". Вожака называли просто "передним" и коренная собака (находящаяся в упряжке непосредственно перед нартами, тобогганом, первая пара собак) была "рулевой собакой". Эти псы должны были быть самыми сильными в упряжке, так как на них ложилась вся нагрузка по удержанию тобоггана на тропе при движении по извилистому пути между скалами, деревьями, по склону.
Наиболее рисковые, деловые погонщики перегоняли вплоть до трех Юконских саней, сцепленных цепями крест накрест друг за другом, как вагоны поезда. Первые, ближайшие к собакам нарты, нагружались тяжелее всего - 272 кг поклажи. Средние, свинговые сани несли в районе 181 кг, и задние, самые дальние от собак, были самыми легкими, неся в районе 91 кг груза. Таким образом, одна упряжка, состоящая всего из шести - восьми крепких собак, перевозила груз примерно в 544 кг.
Сегодня мы знаем, что наши собаки в целом очень привязчивы и дружелюбны, однако могут быть ревнивы, особенно если внимание уделяется чужой собаке. Ранние исследователи, трапперы, а затем золотоискатели и погонщики обнаружили, что, как правило, ездовые собаки очень драчливы и битвы между ними возникают по малейшему поводу. Новички, прибывающие на Север, быстро понимали, что, обычно в каждой отдельной группе собак, одна пробивает себе путь на вершину иерархии, притесняя и запугивая остальных. Ежели это была хорошая собака, она устанавливала и поддерживала "дисциплину" в стае, становясь бесценной для своего хозяина. "Чечако" (новички) также на горьком опыте учились, что введение новой собаки в сложившуюся стаю является самым сложным, так как будучи оставленной с ними наедине, вынуждена будет драться со всеми одновременно без больших шансов выжить.
Вопреки сложившимся представлениям, погонщик отнюдь не ехал за собаками, стоя на полозьях саней и размахивая бичом над головами псов, выкрикивая команды куда повернуть. Наоборот, первые погонщики в большинстве мест торили путь для их "собачьих бригад" идя перед упряжкой на снегоступах. Исключение составляли те области дальней Арктики, где снегоступы невозможно было использовать.
Практически все слыхали знакомое выражение "Маш!" выкрикиваемое в голливудских версиях заполярного мира. Слово "Маш" это англизированное "Marche en" (пошел вперед) которым ранние французкие исследователи подгоняли собак. Первые англичане, слышавшие как французские трапперы направляют своих собак, переиначили звучание и пришли к "Маш!".
По правой стороне ведущих нарт (сторона "джи", команды право-лево в Америке звучат как джии-хо) привязывалась 6-футовая (ок 180 см) слега под углом 45 град к земле, называвшаяся "джии пол" (правая палка). Она торчала вперед полозьев на высоту плеча мужчины. Погонщик шел впереди нарт, потяг проходил между ногами, а правая рука лежала на джии пол. Он использовал джии пол как рычаг, помогая собакам поворачивать тяжелые нарты и удерживая их на скошенных тропах на склонах, при неровностях почвы и на кочках. Джии пол была большим подспорьем когда надо было огибать углы и при страгивании саней с места когда полозья вмерзали в лед, для торможения на крутых спусках.
Упряжь тогда была примитивной, если ее сравнивать с современной. В основном она делалась из кожи лося и состояла из тяжелого круглого ошейника (аналог хомута) к которому пристегивались по бокам постромки (traces), также прикреплявшиеся к широкой кожаной подпруге (имевшей местное название тапис (tapis)), опоясывающей собаку также как сбруя - лошадь.
Некоторые собачьи упряжки были разукрашены медными бубенцами, которые гордые владельцы прикрепляли к тапис. И каждая упряжка имела свое, особенное звучание, предупреждавшее поселение или факторию о том кто приближается - друг или враг. Самые художественно продвинутые погонщики украшали упряжь лентами и вышивками, пришивавшимися на ошейники-хомуты.
|
